За облаками — солнце [1982] - Наталья Федоровна Кравцова

— Вот молодец. Так-то лучше. Поплачь — станет легче, — уговаривала ее комиссар, поглаживая по спине, как маленькую девочку. — А на меня не обижайся, что прикрикнула… Держись, нельзя поддаваться горю. Поняла?

Мало-помалу Оля успокоилась, вытерла слезы.

— Теперь поговорим, — сказала комиссар. — У Беляевой муж. Летчик, кажется. Где он?

— Он под Москвой. Истребитель-ночник.

— Надо ему сообщить — пойдем на пункт связи. Может быть, прилетит. Ты его хорошо знаешь?

— Хорошо. В одном аэроклубе работали.

И вспомнилось Оле то счастливое время, когда они вчетвером жили в одной комнате — она с Федей и Рая с Женей Гимпелем. Рая, быстрая, решительная, с неистощимой энергией и напористостью, всеми распоряжалась, всех воодушевляла, каждому определяла в этой дружной семье то единственное место, где он был наиболее полезен. Женя души в ней не чаял. Сам он был человек мужественный, но добрый и мягкий, и Рая завладела им полностью, отдавая ему весь пыл своей любви. Замечая, как лукаво искрились и темнели Раины глаза всякий раз, когда она смотрела на мужа, Оля однажды не выдержала и сказала; «Ты почему так влюбленно смотришь на него?» «Так ведь я люблю Женьку!» — ответила Рая. «Ну и что! Прямо обволакиваешь его своей любовью!» Она рассмеялась и сказала: «Не могу иначе, Лелька!» И теперь, в полку, спустя семь лет, Оля часто замечала у Раи то, прежнее, выражение, которое когда-то не нравилось ей, а сейчас всегда радовало. «Что, письмо от Жени?» — спрашивала Оля. «Такое длинное, Лелька! Совсем заскучал!» — говорила Рая, щуря потеплевшие глаза, чтобы притушить их блеск.

— Пойдем, — поторопила Олю комиссар. — Подумай, как лучше сказать. Может быть, не сразу.

Как лучше сказать… Как лучше… Какие бы слова Оля ни говорила, он все равно почувствует. Но комиссар права — сразу о гибели нельзя.

Когда связались по телефону с Москвой и Женя Гимпель взял трубку, Оля, собрав силы, бесстрастным голосом произнесла:

— Женя, прилетай. Рая в тяжелом состоянии. Прилетай скорее.

Некоторое время он молчал, а Оля со страхом ждала, что сейчас он захочет узнать подробности, но услышала лишь короткий ответ:

— Сегодня буду.

Оля поняла: он побоялся расспрашивать, не хотел терять надежды, хотел верить, что летит к живой Рае…

Женя Гимпель летал в истребительном полку, который входил в систему противовоздушной обороны Москвы. Ночью по тревоге вылетал он вместе с товарищами навстречу вражеским бомбардировщикам, державшим курс на Москву. В ночных боях на подступах к городу он сбил несколько немецких самолетов.

Прилетел Женя в тот же день. Оля встретила его на аэродроме, молча поздоровалась. На темном загоревшем лице светлели полоски бровей, тревожно смотрели глаза.

— Где она?

Спросил он тихо, не отрывая взгляда от Олиного лица, стараясь скорее угадать, чем услышать ответ.

— Понимаешь, Женя… Ты наберись мужества…

У Оли дрогнул голос, она перевела дыхание.

— Говори! — приказал он почти шепотом.

Но она почувствовала — он просит, умоляет не говорить сразу.

И опять, собравшись с силами, как утром у телефона, Оля ровным голосом сказала, как будто заранее все заучила:

— Самолет был подбит… Рули отказали… Машину втянуло в пикирование… Она боролась до последнего… Разбилась Рая…

Теперь все было сказано. Однако Женя исподлобья продолжал смотреть на Олю пристальным взглядом, словно ждал чего-то еще — сознание не воспринимало услышанного.

Оля опустила голову. Нет, не могла она видеть его глаза.

Некоторое время он молчал. И вдруг мотнул головой, глухо произнес:

— Не верю…

В этот момент раздался гул взлетающих самолетов — два истребителя поднялись в небо. Отвернувшись от Жени, Оля с тоской смотрела им вслед. Не может поверить…

— Хочу посмотреть, — сказал он.

И Оля повела его. Страшно было показывать Жене останки, но ведь он прилетел и должен увидеть.

Когда перед ними развернули полотнище парашюта, Женя мгновенно побледнел и рухнул на землю без сознания.

Пока его приводили в чувство, Оля, склонившись, перебирала седые Раины косы. Рука ее наткнулась на заколки — они темнели в волосах, белых, как снег… Когда же она успела поседеть? Всего какие-нибудь полминуты падал самолет…

* * *

Отлетав с утра, Олина эскадрилья отдыхала, когда к летчицам заглянула комиссар Тихомирова.

— Ну, девчата, хочу вас обрадовать — раздобыла я шерсть цвета хаки, на весь полк. Сошьем новую форму. А то ходите как оборванцы — кто в чем — стыдно смотреть!

Действительно, стираные-перестираные гимнастерки и брюки-галифе вылиняли, у многих в полку вообще не было шерстяной формы. Когда выстраивался полк, ряды пестрели самыми разными оттенками одежды — от темно-зеленого до серовато-белого. Правда, девушки умели даже простую потрепанную гимнастерку, потерявшую свой первоначальный цвет, пригнать по фигуре так, что она сидела ладно и даже щеголевато, аккуратно присобранная сзади, впереди — ни единой складочки, но все же это была старая форма, которую в новую не превратишь.

— А давайте сошьем юбки! — предложила одна из летчиц. — Так хочется пофорсить!

— Нет уж — пофорсишь потом. Неудобно в юбке — ни в самолет не влезешь, ни комбинезон не натянешь. Брюки, конечно! — возразила Оля.

— Так вот — начнем с вашей эскадрильи, — сразу приступила к делу комиссар. — Завтра с утра и поедем заказывать.

— А где же шить?

— Шить будем в городе, в ателье, — сказала Тихомирова так, будто речь шла о Москве довоенной поры.

— В го-ро-де?

Освобожденный от немцев Курск, весь в руинах и развалинах, казался мертвым городом. Невозможно было представить себе среди этих развалин работающий магазин, лавку, а тем более — ателье…

Но комиссар уже на другой день повезла на полуторке первую группу девушек в город. Адрес ателье, написанный на бумажке, звучал внушительно: улица Энгельса, 10. Однако разыскать его стоило большого труда.

Машина долго ездила среди разрушенных зданий, от которых остались одни стены, зиявшие пустыми глазницами окон, объезжала завалы, груды щебня. Трудно было найти не только указанный в адресе дом, но даже улицу. Наконец, комиссар остановила машину, и все вылезли из кузова.

— Разойдемся отсюда в разных направлениях. Будем искать, пока не найдем.

Больше получаса бродили Оля и Саша Акимова среди развалин. Встречавшиеся им жители ничего не знали об ателье, не могли даже указать дом, который значился под номером десять.

Но вот навстречу попалась невысокая худая женщина с глубоко запавшими темными глазами, которая, услышав расспросы об ателье, остановилась и вдруг радостно всплеснула руками:

— Ателье? Да это же к нам… Валентина! Девочки! К нам пришли!

Откуда-то из-под земли, из подвала, появились две женщины, двинулись прямо по разбросанным кирпичам, спотыкаясь